– Итак, Максим, – теперь Апраксин выглядел очень даже серьезно. Он щелкнул пальцами, нашептал что-то в ухо официанту и тот бегом бросился через весь зал. – Сейчас принесут ручку и я напишу все, что от меня требуется, заверю подписью и даже гербовую печать достану. Да что ты так смотришь на меня?

– Я вас впервые вижу. И не очень уверен в том, что одна бумажка от вас равносильна последующей выплате, а не очередной отписке.

– У меня одно небольшое дельце есть, оно выгорит, я обещаю. Денег будет предостаточно. Я ведь должен не одному немцу, к сожалению, – граф поджал губы. – Приходится вертеться, как могу.

Он вытянул шею, пытаясь найти официанта, который должен был принести ему ручку. Но того не было – между столиками сновали лишь обслуживавшие другие столики.

– Где же он провалился…

Я знал, что граф врет. Тянет время. Вся его философия, отвлечение от темы – попытки заболтать меня, дождаться, когда кончится вечер, чтобы вышвырнуть меня вон с пустыми руками.

Всегда есть крайняя мера. Я расстегнул замки на сумке и сунул руку внутрь, нащупав холодную сталь «туляка». При этом снисходительно глядел на графа. Должно быть, он почувствовал мой взгляд, потому что повернулся с каким-то отчаянием, а потом его лицо вытянулось:

– Это что еще такое? – он смотрел куда-то за меня.

Наивный. Меня таким не проймешь.

– Хватит, бросайте меня дурить уже! – крикнул я ему, не собираясь поворачиваться к нему спиной.

– Дамы и господа, – дрожащим голосом объявил конферансье, появляясь на сцене. – Я вынужден… меня попросили… Это ограбление, дамы и господа!

Глава 9. Все гораздо хуже

И только теперь я рискнул повернуться в сторону, куда смотрел граф. За моей спиной из двухстворчатых дверей появлялись вооруженные люди. По двое, по трое, расходились по залу. Всего же их прибыло не меньше полутора десятков.

Каждый был чем-то вооружен. В основном, как мне показалось, это были даже не карабины, а обычные ружья, двустволки или дробовики.

– Вот черт! – граф начал медленно сползать под стол.

– Где охрана? – я хотел было его схватить, но вместо этого только расшвырял по столу посуду, пока тянулся. – Что вообще происходит?

Вместо ответа граф бледнел на глазах, постепенно исчезая под столом. Орать я не собирался, поэтому, убедившись, что грабители нас не заметили, тоже нырнул под стол.

– Это конец… – губы у Апраксина тряслись. – Всему конец!

– Ничего еще не конец! – я вспомнил, как давно, на тренировках нас заставляли нарочно падать и подниматься так быстро, как только можно. Здесь подняться вряд ли получится, но можно хотя бы попытаться пробраться к выходу. – Соберитесь же!

Граф, однако, трясся настолько сильно, что упрись он спиной в ножку стола и грохот дребезжащей посуды был бы слышен по всему залу. Но шум был настолько сильным, что я не беспокоился.

Кто-то кричал. Послышалась пара глухих ударов, звон разбитой посуды.

– Выворачивай карманы, живо! – рявкнули где-то в середине зала.

В отличие от графа я не собирался сдаваться так быстро. Только стоило продумать план получше – не устраивать же пальбу на корабле, в замкнутом пространстве. К тому же против численно превосходящих грабителей. Но свою будущую зарплату надо защищать от нападавших.

– Что у тебя там еще есть, а? – я чуть приподнял край скатерти и попытался выяснить местонахождение источника звука.

Недалеко от нас громила в какой-то ярко раскрашенной маске схватил за грудки одного из гостей и тряс, как будто тот мог рассыпать из себя кучу денег. У гостя при каждом рывке дергались кончики густых усов.

– Отдам, все отдам, только Настюшу не трогайте, – как только его швырнули обратно на стул, он тут же потянулся руками к девушке, дочери, судя по виду, – вот, держите.

Из карманов зазвенела какая-то мелочь, прошуршала пачка банкнот, сверкнули часы в серебристом корпусе. Все тут же отправилось в большой холщовый мешок, который грабитель раскрыл перед собой.

– Что, все? – наглец прицелился в голову гостя из ружья, а тот в страхе принялся снимать с пальцев кольца. – Другое дело. И не вздумай шутить с нами, а не то, – грабитель дернул ружьем так, как будто стреляет гостю в голову, и обратился к его дочери, – Настенька останется без папеньки, – и громко загоготал.

– У вас что, нет охраны? – прошипел я графу, спрятавшись обратно под столом. – Где те, кто проверяет билеты на входе?

– Н-не знаю, – начал заикаться потрясенный Апраксин. – Это слишком неожиданно.

– Так соберитесь! – я уже готов был хорошенько заехать ему по физиономии. – Нам надо отсюда выбраться! – и снова принялся следить за залом.

Людей по-прежнему обирали. Народ без колебаний отдавал драгоценности, деньги – все, что имело хоть какую-то ценность. Ясно, что в мире без мобильной связи и видеокамер такое дело провернуть легче легкого. Главное – не шуметь.

Оттого никто не стрелял в воздух, а сделали все аккуратно и даже стильно – через конферансье.

– Как-то можно вызвать помощь? – прошептал я, начиная сердиться, что граф ничего не может сделать. – Какой-нибудь телефон на корабле?

– У меня в кабинете есть радиотелефон, – почти без заикания ответил граф и тут же просветлел. – Мы сможем… если выберемся, – опять помрачнел он, когда рядом послышались шаги. – Нет, решительно нам не дадут даже выйти отсюда! – тихонько воскликнул он, дернулся и ударился затылком о крышку стола.

Тут же звякнула посуда, покатился и свалился на пол бокал. Рискуя быть замеченным, я немного высунулся из-под скатерти, подхватил упавшую стекляшку и отшвырнул ее в сторону.

Бокал разбился вдребезги, попав в соседний столик. Эффект бы оказался нулевым, потому что первый источник шума несколько человек определили довольно точно. Однако сразу же после того, как по полу полетели осколки, гости вскочили из-за стола, испуганные шумом.

Каждый что-то кричал, а следом пошла цепная реакция и многие также поднимались. Одни резко, другие – более осторожно, но примерно треть зала была на ногах.

– Быстро, к стене и вдоль нее! – скомандовал я, как только убедился, что наш путь свободен. – Ведите в кабинет, я вас провожу.

– О господибожемой, – запричитал граф и на коленях, как мог, засеменил из-под стола.

– А ну молчать всем! – раздался громкий голос в толпе.

Еще не стреляли, и не собирались, похоже. Вот если разбитый бокал никто не услышит, то пальбу легко определят с берега.

Я, в полуприседе, следовал за Апраксиным, стараясь не очень подниматься над столиками. Конечно, толпа людей закрывала нас, да еще и приглушенный свет, который почему-то никто не сделал ярче, способствовал нашему бегству.

Филипп Терентьевич не спешил. Физическая форма или статус – что-то не позволяло ему перемещаться быстрее. Но я уже чувствовал, что раз толпа не замолкает, кто-то сейчас пойдет к микрофону. И нам надо успеть пройти мимо сцены незамеченными.

– Давайте быстрее, граф! – сердито прошипел я сзади него. – Нас могут заметить!

– Я не могу быстрее! – огрызнулся он, потом обернулся и выпрямился.

– Что вы делаете? – я бросился к нему, чтобы заставить снова спрятаться, но вместо этого заметил, что на нас из толпы смотрит человек.

На лице у него была детская заячья маска, прикрывавшая только нижнюю половину. Из-за этого смотрелся он устрашающе – двустволка в руках придавала этому типу еще больше решительности.

– Нас заметили, поздно, – выдохнул я.

Тут человек в маске молча приблизился к нам на пару шагов, не поднимая ружья, а я бросил сумку графу и сделал выпад. Левой рукой схватился за оружие, не давая грабителю поднять двустволку, а правой, не останавливаясь, провез по скуле так, что он тут же рухнул в толпу, едва не опрокинув нескольких гостей.

– А теперь живее! – сказал я графу в самое ухо, забирая сумку обратно. Тот лишь таращился на грабителя, что валялся на полу, не двигаясь.

Да, когда-то учили, что в голову бить нельзя. Но то было в секции, да и противник с ружьем очищает твой разум от предрассудков очень быстро. И ты либо соглашаешься, либо метким выстрелом противник буквально прочистит тебе мозги. Я выбрал первое.